В.А.Тропинин «Кружевница»
„Лучший учитель - природа; нужно предаться ей всей душой, любить ее всем сердцем, и тогда сам человек сделается чище, нравственнее... Я всем обязан природе".
Эти сокровенные слова произнес один из самых цельных и обаятельных, духовно чистых людей того времени, прекрасный русский живописец Василий Андреевич Тропинин. Он творил и первой половине XIX века.
Судьба его носит на себе следы тех невзгод, того ярма, которое именовалось крепостным правом.
Право владеть жизнью другого, может во сто крат лучшего и одаренного природой человека.
Сын крепостного крестьянина Василий Тропинин испытал многие „прелести" тогдашнего уклада. Его владелец - помещик граф Морков изображал мецената.
„Покровительствовал" изящным искусствам... Он рано приметил недюжинные художнические способности Василия и решил отправить его на учение в Санкт-Петербург в Академию художеств.
Молодой Тропинин попадает в мастерскую портретиста С. Щукина, где проходит фундаментальную школу рисунка и живописи. Казалось, деялось чудо...
Но призрачное счастье Василия длилось не так долго, всего несколько лет.
Его владелец граф Морков повелевает вернуть своего подопечного. Там, в глухом имении, в Малороссии, он назначает Василия Тропинина домашним живописцем. Что, как известно, было распространено... Но, дабы крепостной знал свое место, граф распоряжается, чтобы Василий одновременно с занятием искусством нес самые расхожие, обыденные обязанности дворового человека. Попросту говоря, слуги.
Однако эта личная драма никак не сломила талантливого, уже сложившегося мастера. Он словно не замечает тяжких реалий... и усердно пишет.
В.А. Тропинин никогда не был за границей и сам развивал свой талант изучением натуры, живя преимущественно в Малороссии. А талант и художественное мастерство его были таковы, что многие принимали портреты В. Тропинина за произведения Рембрандта, столько в них было поразительного колорита и силы освещения. Грациозные же женские головки доставили ему славу «русского Греза». Художник не поправлял природу модели и не приукрашивал ее искусственными эффектами; с всевозможной тщательностью передавал он почти неуловимые особенности лица изображаемого человека. Позы людей у В. Тропинина натуральны и разнообразны, исполнение безукоризненно, а живописный эффект происходит от поразительного сходства с природой модели.
В 1823 году в жизни В. Тропинина произошло событие огромной важности: крепостной графа Моркова, он наконец получил освобождение от рабской зависимости. Случилось это на Пасху, когда «граф Морков, вместо красного яичка, вручил В. Тропинину отпускную». Но одному, без сына... Тогда В. Тропинину было 47 лет, и в том же году он представил в Совет Академии художеств (на соискание звания художника) три своих полотна, в числе которых находилась и знаменитая «Кружевница».
Его „Кружевница" написана в 1823 году, в том заветном году, когда он покинул раздольное имение графа Моркова.
И, переполненный ожиданием счастья, художник творит картину, вошедшую, как классика, во все лучшие издания, посвященные отечественному искусству. Это шедевр.
Именно она на выставке в Академии художеств была особенно тепло встречена публикой и сразу же стала широко известной.
Сделавшись свободным человеком, В. Тропинин мог поселиться в Санкт-Петербурге, но столичная карьера не соблазняла его. «Все я был под началом, да опять придется подчиняться... то одному, то другому. Нет, в Москву», — часто говаривал художник и навсегда обосновался в давно любимом городе.
С переселением в Москву начинается новый период творчества В. Тропинина, и самую поэтическую группу картин здесь составляют изображения молодых женщин за рукоделием («Золотошвейка», «За прошивками» и др.).
Кто были все эти «Белошвейки», «Кружевницы», «Золотошвейки»? Наверное, не дворянские барышни, от скуки занявшиеся рукоделием. Были ли они дворовыми девушками или московскими рукодельницами? Во всяком случае все они восходят к украинским впечатлениям художника, и, может быть, на своих полотнах он изобразил крепостных рукодельниц, работающих в помещичьих мастерских.
Такова и «Кружевница», которая стала новым явлением в живописном искусстве того времени. В.А. Тропинин создал в этом произведении определенный тип жанрового портрета-картины.
Может быть, современный зритель найдет в холсте черты некой сентиментальности или умиротворенной идеализации действительности, но музе Тропинина была свойственна незлобливая раздумчивость. Он не был борцом. Его чуткая и чистая душа, может, мирилась со многим.
Он чтил красоту человека труда. В „Кружевнице" трогательно воспето чувство внутреннего достоинства, сохраняемого, не глядя ни на какие препоны уродливого быта.
Миловидное лицо «Кружевницы» с легкой улыбкой приветливо обращено к зрителю, как будто она только на минутку остановилась, подкалывая узор маленькой ручкой... Все упруго в этой девушке: и лицо, и голова, и руки... Упруго и движение этих маленьких рук, особенно левой, ни на что не опирающейся, но остановившейся в воздухе с полной определенностью. Чарующая прелесть сквозит в этих формах — ничего расплывчатого, недосказанного, неопределенного, туманного.
„Кружевница" лукаво и застенчиво кидает на нас взгляд из полуторавекового далека. В этом облике угнетаемой, но прекрасной крестьянки - совершенство гармонического ощущения личности человека, текучей, изменчивой, колеблемой, как пламя свечи, но прекрасной.
Тропинин отразил лишь миг бытия. Драматургия сложных и порою тяжких будней, проза жизни - за холстом. Она лишь чуть-чуть угадывается в некой скованности позы женщины, в неуловимом движении плеч этой милой девушки.
К этому времени у В. Тропинина уже исчезает робость и неуверенность рисунка, теперь для него возможны лишь сознательные отклонения от натуры, а не ученические ошибки. Любовно передает он предметы мастерства своей героини — коклюшки и кусок полотна с начатым кружевом. Выбирая светлые тона для своей «Кружевницы», художник постоянно вводит в них серое. Так, в рукавах ее платья голубые и зеленые оттенки переливаются на фоне серого, сиреневый шелк косынки оживает рядом с этим нейтральным фоном, и мягко ласкает взгляд зрителя эта переливчатая гамма сиренево-серых тонов косынки и серого платья.
Тропининскую «Кружевницу», как и других его рукодельниц, часто называли родными сестрами «бедной Лизы» — героини повести Н. Карамзина. Напечатанная впервые в 1792 году в «Московском журнале», эта повесть вскоре приобрела такую известность, с которой только и может сравниться популярность тропининской «Кружевницы». Словно предвосхищая ее появление, Н. Карамзин пишет о своей героине, что она, «не щадя редкой красоты своей, трудилась день и ночь». Подобно Лизе, живущей в хижине, но мало похожей на крестьянку, идеализирована и «Кружевница» В. Тропинина. Но «подобная склонность к перевоплощениям барышень в крестьянки (или открытие в крестьянках благородной натуры), — как отмечает Е.Ф. Петинова, — это только одна из характерных примет того времени, запечатленная В. Тропининым».
Изображенная за работой, «Кружевница» кокетливо улыбается, и эту «идеализацию» отмечали многие искусствоведы. Например, Н. Коваленская в своем исследовании пишет, что «руки «Кружевницы» подняты с грацией, пожалуй, несколько нарочитой». Грациозный поворот ее фигуры, неторопливый жест ее нежных рук невольно наводят на мысль, что ее труд — это приятная игра. Но если это и игра, то В. Тропинин заставляет зрителя поверить в естественность этой игры, в простоту и скромность своей «Кружевницы».
Недаром П. Свиньин, современник В. Тропинина, отмечал, что «и знатоки, и незнатоки приходят в восхищение при взгляде на сию картину, соединяющую поистине все красоты живописного искусства: приятность кисти, правильное, счастливое освещение, колорит ясный, естественный. Сверх того в самом портрете обнаруживается душа красавицы и тот лукавый взгляд любопытства, который брошен ею на кого-то вошедшего в ту минуту. Обнаженные за локоть руки ее остановились вместе со взором, работа прекратилась, вырвался вздох из девственной груди, прикрытой кисейным платком, — и все это изображено с такой правдой и простотой».
За свою долгую жизнь Василий Тропинин создал немало славных картин - портретов, жанров. Они хороши. Во многих из них, особенно в поздних работах, узнаешь знакомые облики московских дворян, высвеченных гением Грибоедова, Гоголя, Тургенева...
Но три портрета: сына, кружевницы и Пушкина сияют, как недосягаемые вершины в его творчестве. Они словно отражают какие-то минуты высшего озарения, когда художник с единственной и уже неповторимой легкостью и свободой будто выпевает данную ему природой песню. В них - свежесть, нерастраченность душевных сил, цельность и нерушимость его внутреннего мира, любви к людям, запас добра.
В этих холстах проявлены свойства его натуры, широкой, верной своему призванию, благосклонной к чужой беде, прощавшей многие тягости житейской прозы.
Тропинин оставил людям след своего гуманного и, может быть несколько простодушного взгляда на мир.