Фёдор Aлександрович Васильев (1850-1873)

БИОГРАФИЯ

часть 1    часть 2

Одаренность Федора Васильева, его увлечение музыкой, интеллектуальные способности, яркость и живость характера, умение cocтрадaть перешли к нему от отца -по-своему талантливого человека, которому волею судеб не суждено было раскрыться.

Чиновник департамента сельского хозяйства Александр Васильевич Васильев, живший вне церковного брака с Ольгой Емельяновной Полынцевой, считался poдcтвeнниками «человеком несостоятельным». Думается, это было не так. Проступало в этом «маленьком человеке» что-то «человечески ценное, но погубленное жизнью».

Федор родился в Гатчине. На первом году жизни он переехал с родителями в Петербург. Детство его прошло на 17-й линии Васильевского острова, в одноэтажном низеньком домике, где царила беспросветная нужда. В ноябре 1852 г. отец был определен на службу в почтамт, где и прослужил 12 лет. К этому времени в семье было уже четверо детей: помимо старшей сестры Евгении (1847) и самого Федора — два младших братишки, Александр (1854) и Роман (1862), родившиеся после венчания родителей.

C десяти лет Федор, чуть не с пеленок полюбивший срисовывать картинки из журналов, начал писать маслом. Бесплатно учился в гимназии - за удивительно звонкий и чистый детский голос, выделявшийся в местном церковном хоре.

Так как жалованья отца едва хватало для такой семьи, в каникулы подрабатывал - носил почтальонскую сумку за рубль в месяц. С тринадцати лет нанялся помощником писца в Адмиралтействе за три рубля.

В 1865 г. в Обуховской больнице скончался отец, оставив семье безденежье. И пятнадцатилетний мальчик фактически стал главой семьи. На его отроческие плечи легла забота об овдовевшей матери, сестре-невесте и двух младших братишках. Подросток определяется в ученики к реставратору Академии художеств Петру Соколову. Это давало и хлеб, и серьезное приобщение к самой "кухне" художнического ремесла. Вечерами неутомимый Федор посещает Рисовальную школу при Обществе поощрения художников,позволявшую совмещать занятия с заработком.

Ему пришлось проявить настоящую самоотверженность, чтобы в таких условиях продолжать занятия искуеством. Но призвание было слишком сильным, и юный художник идет по единственно возможному для него пути.

Первые рисунки, исполненные в школе, были перерисовками с так называемых «оригиналов». Они были выполнены тщательно, но поверхностно. Петербург в его первых картинах предстает не официальной столицей, а романтически призрачным городом. Но стремительно растущему художнику уже тесно в каменной клетке столицы.

В 1866 г. судьба свела Федора Васильева с И.И. Шишкиным, тогда уже признанным мастером живописи. Шишкин влюбился в сестру Федора, красавицу Евгению, а заодно проникся симпатией к обаянию и таланту брата.

Иван Иванович привел юношу в Артель художников, где тот поразил, (и неприятно!) И.Н. Крамского. «Его манеры были самоуверенны, бесцеремонны и почти нахальны...» —так вспоминал о Васильеве человек, с которым в дальнейшем его свяжет крепкая дружба.

«Замечу, что первое впечатление быстро изгладилось, так как все это было чрезвычайно наивно... и я должен сознаться, что часто он приводил меня просто в восторг и свежестью чувств, и меткостью суждений, и беспредельной откровенностью своего умственного механизма...»

Одетый со щегольской элегантностью, в лимонных перчатках, с блестящим цилиндром на коротко подстриженных волосах, сыплющий остротами, умеющий, как вспоминал И. Е. Репин, «кстати вклеить французское, латинское или смешное немецкoe cловечко и, даже к случаю, сыграть на рояле какую-нибудь вещицу, появлялся этот крепыш-весельчак на артельных четвергах и поражал всех своей щедро брызжущей талантливостью.

Такую же характеристику давал молодому художнику и Крамской:

«Он не принадлежал к числу тех спoкoйных натур, которые покорнo переносят свое неважное положение; ему нужны были средства принца, чтобы он не жаловался на жизнь, но страсти его имели характер мало материальный. Это были страсти дyxa».

Васильев, мальчик по годам, оказался человеком сoвершенно сложившимся, с твердыми воззрениями на жизнь и искусство. А то, что некоторые принимали за легкомыслие — любовь к oбществу, нарядам, успеху, — было порождением все того же бурлящего жизнелюбия. Оказалось, что он — человек гораздо более сложный, чем представлялось на первый взгляд. Были в нем и болезненное самолюбие, и желание скрыть свою бедность, а более всего — трепетная любовь к искусству.

Простота, прямота И.И. Шишкина, его работы, близкие по настроению, притягивали Федора. Иван Иванович, оценив способности живой, кипучей натуры гениальнoгo юнoши, которому явно мнoгого не хватало в худoжественнoм развитии, вызвался быть его наставникoм, и, в начале июня 1867 г., взял с собой на Валаам, на этюды.

У кладбища. Валаам 1867г

Могучая красота дикой, первозданной природы захватила молодого живописца, да и работа на природе не шла ни в какое сравнение с копированием «opигиналов» в рисовальной школе. Именно здесь, на Валааме, рядом с Шишкиным нарождался тот художник, тот гениальный Васильев, в котором, по мнению И.Н. Крамскoго, «русская пейзажная живопись едва не получив осуществления всех своих стремлений». Здесь происходило становление его художественной зрелости, yкрепление веры в свои силы и возможности.

В Петербург он вернулся глубокой осенью, а зимой 1867 г. вместе с работами И.И. Шишкина на выставке Общества поощрения художников был показан и этюд Васильева «Валаам. Kамни». Однако, самой поразительной работой этого года стал этюд «После дождя», изображающий петербургскую улицу, омытую летним дождём.

Молодой пейзажист не заботился о «пpaвильном» архитектурнoм рисунке, зато сумел передать и характер петербургских домов, и простор улиц, и влажность воздуха над невидимой, явно близкой Невой, и будничную жизнь города.

В 1867 г. Васильев окончил рисовальную школу, и с этого времени вся его биография была почти исключительно биoграфией художника. Творчество становилось не только главной, но, можно сказать, единственной целью и содержанием жизни. Как неожиданно, почти внезапно вошел он на равных в число ведуцих художников того времени и за два-три года достиг таких успеxoв, на завоевание кoторых у других уходила иногда вся жизнь.

Трудился Васильев самозабвенно, делая бесконечные этюды и зарисовки, пытливо изучая природу. В рисовании и живописи с натуры, как замечал Крамской, он почти сразу угадывал, что не существенно, а с чего следует начать, «...бyдто живет в другой раз и что ему остается что-то давно забытое только припомнить».

Лето 1868 г. Васильев провел вместе с Шишкиным в Константиновке под Петербургом. Они занимались изучением в этюдах различных по фopме облаков. И.Е. Репин, навестив однажды дом Васильевых, был ошеломлен, увидев на рисунке дивно вылепленные облака и то, как они освещены.

В том же 1868 г. старшая сестра Федора Евгения Александровна становится женой Ивана Ивановича Шишкина. Отныне художники связаны не только духовными, но и родственными узами.

Федор работал с какой-то ненасытной жадностью. Картины появлялись одна за другой. За картину«Близ Красного села» он получил первую премию на конкурсе Общества поощрения художников.

В начале июня следующего года известный покровитель искусств граф Павел Сергеевич Строганов пригласил молодого художника на лето в Тамбовскую губернию, в свое степное имение Знаменскoe.

Известный меценат, купив картину семнадцатилетнего Федора на конкурсной выставке Общества поощрения художников, с тех пор покровительствал начинающему, но многообещающему дарованию. И, что важнее всего для пейзажиста, приглашал погостить в своих обширных имениях.

В документах отца двое старших детей (Евгения и Федор) - вообще не были означены, т.к отец обзавелся ими еще невенчанным. Федор переживал свое «странное» положение, но (мещанин по происхождению) держал себя и всюду так, что не знающие его полагали, что он по крайней мере граф по крови", - свидетельствует художник Иван Крамской. Возможно, в семье у графа Строганова исключительно восприимчивый Федор приобрел подлинный светский лоск и казавшуюся врожденной горделивую осанку, так удивлявшие в нем Крамского.

Ранее оторванный от природы, не всегда понимающий ее, Васильев теперь словно прозревал.

«Ecли бы ты видела, Женя, степь, — писал Федор сестре. — я до того полюбил ее, что не могу надуматься о ней».

В сентябре Васильев вместе с семьей Строганова переехал на Украину, в графское имение Хотень под Сумами. Там он увидел и могучие дубравы, и романтические уголки со старыми водяными мельницами у зарастающих прудов, и пирамидальные тополя. Ярких же красок, света, солнца здесь было еще больше, чем в тамбовских степях, и именно хотеньские впечатления легли в основу его будущих изображений русской природы «пo памяти».

Именно в живописнейших строгановских усадьбах - в Знаменском на Тамбовщине, в Хотени на Харьковщине - девятнадцатилетный Федор Васильев впервые вдохнул воздух свободы от давящего быта и ненавистных житейских мелочей.

Из его дневников узнаем, как по утрам, на рассвете, выходил с этюдником, «чтобы на весь день самозабвенно утонуть в лесных зарослях или степных травах, в море ржи, среди огромных, как чащи лесные, садов, где тополи своими верхушками теряются в небе».

В то время, недавний ученик Крамского, но уже выходивший в мэтры 26-летний Илья Репин, общительный, экспансивный, эмоциональный, сказал о 19-летнем Васильеве:
"Такую живую поэтическую натуру при прекрасном сложении имел разве что Пушкин!"

Когда в 1870 г. И.Е. Репин начинал работать над картиной о бурлаках, они отправились летом на Волгу, где тогда часто можно было встретить бурлацкие ватаги. С ними поехали художник Е.К. Макаров и младший брат Репина музыкант В.Е. Репин.

На Волге компания провела все лето, с жаром работая над зарисовками и этюдами. В те дни "гениальный мальчик" (так называли юного Васильева все известные в то время художники), казалось, вовсе не ведал ни равнодушия, ни усталости. Репин рассказывал, как после очередного утомительного похода, когда предельно усталый он валился в свинцовый сон, Федор целую ночь «с неуменьшающейся страстью скрипел карандашиком».

«Oн поражал нас на каждой мало-мальски интересной остановке, — вспоминает Репин о Васильеве, —.. его тонко заостренный карандаш с быстротой машинной швейной иглы черкал по маленькому листку его карманного альбомчика и обрисовывал верно и впечатлительно цельную картину крутого берега... Пароход трогался, маг захлопывал альбомчик, который привычно нырял в его боковой карман...».

С этого времени в работах Васильева неоднократно появляется тема Волги, а в пейзаж все ощутимее входит человек, не столько как действующее лицо, сколько как «лирический герой», определяющий настооение картины.

Интересно, что в Русском музее на одном из листов, принадлежащих художнику, есть набросок, очень близкий к композиции первоначального эскиза «Бурлаков» Репина. Так что можно сказать, что к созданию этой картины был немного причастен и фёдор Александрович.

В начале I871 г. в течение одного месяца Васильев пишет «Оттепель», по-настоящему «взрослую» картину, где светлая юношеская любовь к жизни впервые соединилась с глубоким и грустным раздумьем.

Заснеженные просторы России без конца и края под хмурым облачным небом. Разъезженная дорога, сырые проталины, ржаво-коричневые пятна кустов. Две одинокие фигурки усталых путников еще больше усиливают тревожное, тягостное настроение. Все написано с дивнои простотой: сырой воздух, размокший снег, убогая изба, дорога, уводящая в бесконечную даль, и просится сравнение с протяжной и горестной русской песней.

Увидев «Oттепель», Шишкин сказал: «0! Он скоро превзошел меня, своего учителя».

На конкурсе строенном Обществом поощрения художников, картина получила первую премию. А Крамской сказал: «...ваша теперешняя картина меня раздавила окончательно. я увидел, как надо писать».

Будучи на 12 лет старше Васильева, Иван Николаевич Крамской, как подлинный художник-психолог, обнаружил в нем особенную чистоту и свежесть чувства, меткость суждений и беспримерную откровенность, которая раскрывала душу и самого обычно замкнутого Крамского.

И в живописи он почитал Федора за "музыканта и поэта", сравнивая его с "музыкальным инструментом, который изумляет слух". Если живопись Шишкина под воздействием Федора стала свободней и мягче, а Репин благодаря ему нашел своих "Бурлаков", то влияние Васильева на Крамского оказалось поистине всесторонним. Это видно из собственных его признаний: «Жизнь моя не была бы такая богатая, гордость моя не была бы так основательна, если бы я не встретился с Вамии Вы точно часть меня самого и часть очень дорогая. Ваша жизнь - отзывается в моей«.

На что благодарный Васильев откликается насмешливо, по-мальчишески, но также с любовью: "А я Вас люблю так, как мой дед любит огуречный рассол, еще хуже!.. Нас с Вами сам черт веревочкой связал".

Только серьезно заболев, Федор утрачивает свое чарующее легкомыслие. Зато еще ярче вспыхивает его художническое ясновидение. В Ялте он не однажды испытывает по ночам творческие "галлюцинации": например, увидел наяву картину "Христос в пустыне", которую Крамской в эти дни только начинал писать.

часть 2

Ф.Васильев